Санек проследил, не увяжется ли кто за ними, потом сел в свой потасканный «жигуленок» и коротким путем, по набережной, первый прикатил за Зацепу. Не заходя в квартиру, у окна в подъезде дождался, пока подъехали гости. Из «скорпии» минут десять никто не вылезал, наконец вытряхнулись оба и, пока шли к подъезду, еще раза три останавливались и присасывались друг к другу. Видно, жор какой-то на них нашел. Санек не удивлялся: на месте Толяна он вел бы себя точно так же. Но сердце екало, злость разбухала.
Таина открыла дверь своим ключом, и, когда вошли, Санек зажег свет в прихожей и, не мешкая, врезал Толяну в лоб облегченной, килограммовой, гантелиной. Не в полную силу, конечно. Подхватил обмякшую тушу под микитки, перетащил в комнату. Там усадил спиной к батарее и за обе руки, за кисти туго примотал к железной стойке. Таина наблюдала за его манипуляциями из дверей.
— Ну как? — спросил Санек. — Все нормально прошло?
— Ты же видишь, — ответила равнодушно.
— Сходи в ванную, — посоветовал Санек. — Размазалась вся. Вообще-то ты мне больше не нужна. Можешь ехать домой.
— Ну уж нет. Досмотрю ваш цирк до конца.
Санек пожал плечами, сходил на кухню, принес кастрюлю с холодной водой. Снизу, с размаху выплеснул Толя-ну в лицо, не жалея обоев. Парень задергался, заперхал, зафыркал, как морж. Поднял голову, уперевшись затылком в батарею. Видок у него был нетоварный. Переносица вспухла синеватой шишкой, кровь из носа вытекала на подбородок.
— На вампира похож, — сказал Санек дружелюбно.
Несколько минут ушло у Толяна на то, чтобы оценить ситуацию, в которой он очутился. Мог бы и быстрее соображать, видно, гантелина повредила мозги.
Наконец все понял, но до конца не поверил. С чудной гримасой смотрел на Таину.
— Выходит, наколола, сучка?
Девушка не сочла нужным отвечать, уселась в единственное в комнате кресло, достала свои сигареты с травкой. Толян уныло продолжал, словно чревовещатель:
— Думаешь, не найду тебя? Да я же тебя из-под земли выкопаю, неужто не сечешь?
— Отвлекаешься, — укорил Санек и для профилактики съездил по уху открытой ладонью.
Отдышавшись, Толян спросил:
— И что дальше? Чего ты хочешь?
— Двадцать штук как минимум. Плюс еще десять за моральный ущерб.
— Только и всего? — Толян нагло ухмыльнулся, но вышло неубедительно. — Почему не все сто?
Санек подошел к платяному шкафу, открыл, достал из коробки электрическую дрель. Насадил десятимиллиметровое сверло, включил дрель в розетку. Пояснил Толяну:
— Зря ерепенишься. Я мудрить не буду. Насверлю дырок, сколько организм выдержит. Потом свезу на свалку в Бескудниково. Если до снега не найдут, пролежишь до весны.
После вряд ли кто опознает. Подумай, Толян, я не тороплю. Минутка у тебя есть.
— У тебя крыша поехала. Тебя же вычислят в два счета.
— Ничего, — сказал Санек. — Я свое прошу. Все по закону, приятель.
Подала голос Таина:
— Всю ночь я тут не собираюсь рассиживаться.
Санек обернулся.
— Пойди на кухню, там водка на столе. Налей по стаканчику.
— Еще чего? Сам сходишь.
— Отвяжи, падла, — попросил Толян.
— Зачем?
— Руки затекли. Чего я сижу с такой рожей. Дай хоть умоюсь.
Санек щелкнул кнопкой, дрель ласково зажужжала.
— Японская насадка, — сообщил девушке. — В сталь, как в масло, входит. Сейчас увидишь. Кореш подарил. Они ему глаз выбили и ногу сломали. Он сейчас в больнице. Единственный мой друг.
— Не тяни, Саша. Я спать хочу. А мне еще ехать.
Отозвался Толян:
— Откуда у меня деньги, сам подумай? Я же не банк. Те бабки мы на четверых поделили.
— Скоко у тебя есть?
— Около четырех штук наскребу.
— Ты с кем живешь?
— Какое твое дело?
Санек махнул рукой с зажатой дрелью, но малость не рассчитал. Парень опять вырубился, свесил голову на грудь, будто пьяный. Санек воспользовался передышкой, сходил на кухню, принес водки в двух стаканах. Один отдал Тайне.
— Кайф ловишь? — полюбопытствовал.
— Я со зверьем пятый год тусуюсь. Какой уж тут кайф. Мерзко все это.
— Не понял.
— Чего не понял?
— При чем тут зверье? Он мои бабки заначил, по-твоему, простить?
Таина пригубила водки. Улыбалась отрешенно. Санек знал, не скоро в его берлогу залетит такая птичка. Может, никогда не залетит. Может, и не надо, чтобы залетала. Сердце вещало, что не надо.
Свой стакан выпил залпом. На этот раз Толян сам очухался, без воды.
— Ну? — сказал Санек. — Повторяю вопрос. С кем живешь? Только больше не груби. Убью.
Толян ответил, что живет с родителями, с отцом и матерью, а также со старшей сестрой.
— Сестра где работает?
— На какой-то фирме. Я с ней не контачу.
— Батюшка кто?
— В натуре, Маньяк, чего ты добиваешься?! — Толян задергался, чем причинил себе лишнюю боль, — и длинно, матерно выругался.
— Это в мой адрес? — уточнил Санек.
— Нет, не в твой. От обиды. Отвяжи, прошу. Потолкуем, как люди.
Санек отложил дрель и обыскал страдальца. Ничего не нашел, кроме кожаного портмоне, тесака с кнопкой и мобильной трубки — непременный атрибут каждого уважающего себя пацана. Подержанная иномарка, мобильная трубка и пистоль — вот и весь притягательный портрет молодого московского рыночника. В портмоне лежало около полтораста баксов в мелких купюрах и сколько-то наших деревянных. Деньги Санек забрал, присовокупив: «Тебе вряд ли теперь понадобятся», — портмоне сунул обратно в карман пиджака. Потом развязал ему правую руку.