Реквием по братве - Страница 62

Волевым усилием Рашид-борец смирил гнев, алое зарево в очах притухло. Он достал из кармана мобильную трубку, набрал номер и сию секунду услышал осторожный голос мажордома Вагиба:

— Это вы, хозяин?

— Это я, Вагиб. Сделай вот что, дружок. Возьми на комоде в моем кабинете карточку Арслана, она там в рамке стоит… Отдай ее Мусе, пусть сейчас же привезет ее мне.

— Муса знает — куда?

— Да, он знает. Поторопись, Вагиб. Вы иногда с Мусой ползаете, как две черепахи, но сейчас надо все сделать быстро. Раз, два — и здесь. Иначе я обижусь.

— Понял, хозяин. Уже бегу.

У старика спросил:

— На какие испытания намекаешь, дедушка Архип?

Пришелец держался приветливо, и глаза прятал, чтобы не напугать Егора Серафимовича звериным блеском, но старик видел, какие страсти бушевали в этом человеке. К колдуну и прежде наведывались бандиты, некоторым он помогал, он всегда поражался густому черному облаку, которое они волокли за собой. Вокруг нынешнего ночного гостя облака не было, зато из его затылка прямо в потолок упирался серебристый луч, перевитый мерцающими багряными нитями, казалось, человек передвигается наколотый на невидимую обычному глазу раскаленную небесную спицу. Егор Серафимович пожалел, что не остановил, не убедил рыжую воительницу не связываться с чудовищем, которое «обло, стозевно и лаяй». Однако он не улавливал в пришельце абсолютного зла, как во многих других из этой же компании, а только непомерную силу, направленную на разрушение.

— Не торопись, сынок, — старик дерзко тряхнул белым чубчиком. — Печать испытания на твоем челе, а откуда грозит беда, пока не могу сказать. Лампа откроет.

— Ты что же, в самом деле можешь угадывать будущее?

— Это все могут, но не каждый умеет.

Потихоньку они разговорились по-доброму, почти по-родственному. Рашид закурил сигару, а Егор Серафимович подал ему водки, чтобы уютнее ждать. Сам не пил: для визита в потустороннюю область требовалась ясная голова. Рашид-борец, напротив, выдул бутылку за два приема, и вместе с выпитым прежде получилось очень много. Он погрузился в блаженное состояние то ли сна, то ли сумеречных грез, — и сердце успокоилось, и вечное мучительное нетерпение куда-то отступило. Ночь странно текла, будто в зеркальном отражении повторяя всю его чудную жизнь. Он уже поверил, что старик владеет ведовским даром и видит то, что не дано, не положено видеть большинству смертных.

— Это наследственное, — поведал Егор Серафимович, хотя Рашид ни о чем не спрашивал. — У тебя в роду, сынок, передают из рода в род кинжал с драгоценным камнем, каким зарезали принца Хасана, а мы носим по столетиям третий глаз. Раньше я им не пользовался, а нынче, когда ворон покорил державу, кормлюсь с него помалу. Грех большой, но отмолить можно.

— В Бога веришь, дедушка Архип, а с шайтаном связался. Нехорошо.

— Конечно, нехорошо, — согласился Егор Серафимович. — Однако не так уж и плохо. Штука в том, чтобы меру знать. Не губить людишек, а подымать с колен.

— Кого подымать? — удивился сквозь сон Рашид. — Твои сородичи все уже в лежку лежат, их только зарыть осталось.

— Не совсем так, — возразил старик. — Видимость впрямь такая, что лежат и не кукарекают, но ведь подобное на Руси много раз бывало. Супостаты приходили, чтобы похоронить, а после разочаровывались. Нынче, конечно, случай особенный. Изнутри русича ковырнули, одурачили в родном доме, но и это бывало. Возьми даже семнадцатый год, революцию и гражданскую войну. Ну и что? Перемололи, осталась мука. И нынешнее нашествие народ постепенно перемелет, приведет в разум. В этом даже не сомневайся, милый человек.

Под лукавый дедов говорок, под теплое бульканье водки в желудке Рашид-борец натурально задремал, что само по себе было удивительно. Не в его привычках засыпать в неизвестном месте, в теплом пальто и с сигарой в зубах. Выходит, старик напустил дурманное марево, или он сам так уж измочалил себе нервы за минувшие сутки, что они попросили покоя.

Очнулся, когда дед привел абрека с фотографией, но звонка в дверь тоже не слышал. Фотку забрал, а Мусу выставил вон. Дело щекотливое, ни к чему лишние глаза.

Егор Серафимович, не мешкая, установил фотографию возле зеленого шара, потушил электричество и зажег пять свечей на чугунном подсвечнике. Рашид следил за его действиями с любопытством, старик больше не обращал на него внимания. Он уставился на шар неподвижным взором. Губы его шевелились, будто он запихнул за щеку жвачку. Язычки свечного пламени вдруг, вздрогнув, потянулись к магической лампе, словно на них подуло ветерком. Изумленный Рашид увидел, как зеленый шар оживает, внутри, как рыбки в аквариуме, поплыли разноцветные картинки, свет стал ярче — и уже не только зеленый, но всякий — голубой, алый, серо-буро-малиновый. Старик, тяжко вздохнув, протянул ладони к вспыхивающим светлячкам, как бы маня их к себе; и в то же мгновение Рашид опять ощутил тяжкую, мягкую дрему, обволакивающую мозг, погружающую в небытие, как если бы кто-то нежно надавил пальцами на глазные яблоки. Хотел что-то сказать, спросить — и со страхом понял, что язык ему не повинуется. Прикоснулся горящим концом сигары к ладони, вдохнул запах паленого, но боли не почувствовал. Нечеткая явилась мысль, что старик сумел его парализовать и теперь, если захочет, сделает с ним все что угодно. Мирная до той минуты комната наполнилась жутью и близким дыханием смерти, но, слава Аллаху, это длилось недолго. Шар потух, язычки пламени выпрямились, и дед Архип с заметным облегчением откинулся в кресле.