Он связался с Эллой Владимировной по радиотелефону. Как всегда, мадам отозвалась с первого сигнала.
— Элеонор, дорогая, я возле Крымского моста… Куда мне дальше?
Элла Владимировна четко, сухо, без всяких эмоций перечислила три маршрута, наложенные друг на друга с паузой в тридцать — сорок минут. Все — до обеда, до двух часов.
— Милочка моя, — озадачился Федор Герасимович. — Я же не метеор… И потом, какая такая острая необходимость, чтобы мне присутствовать в Минобороне? Это же рутинное совещание…
— Вы обещали встретиться с господином Казакевичем, — напомнила секретарша. — На нейтральной территории. Он специально туда приедет. Это очень важно.
Иноземцев потер переносицу. Казакевич Иерарх Тихонович. Из министерства финансов. Да, это нельзя откладывать.
— Хорошо, а что это за мистер Шульц-Гремячий из Фонда мира? Что это за чертов брифинг, о котором я вообще не слышал?
— Вы слышали, Федор Герасимович… Мы подавали справку. Это личная просьба… сами знаете кого.
— Ага, — буркнул Иноземцев, почувствовав привкус желчи во рту, что всегда случалось, когда речь заходила о «семейных» проблемах. — Тему встречи уточни, пожалуйста.
— Предположительно: координация контрмер против разнузданной кампании якобы по отмывке грязных денег.
— Кто такой Шульц-Гремячий?
Ответ последовал без заминки:
— Доверенное лицо. Абсолютно надежное.
— Почему именно — Фонд мира?
— Это инициатива… казначея… Но мы дали согласие.
— Ладно… — Федор Герасимович уже понял, что от встречи с загадочным Шульцем не отвертеться. То есть, как раз следовало отвертеться, чтобы не дать втянуть себя в международную разборку, но делать это придется с помощью хитроумных дипломатических уловок, в которых Иноземцев не считал себя великим мастером. Что ж, выбирать не приходится…
— Элеонор, ради всего святого, давайте хотя бы перенесем интервью на телевидении.
— Нельзя, — мягко, но строго возразила секретарша.
— Что значит нельзя? — Иноземцев повысил голос. — Эта небритая нечисть… я вообще не хочу с ним говорить. От него воняет! У него изо рта брызги летят! В прошлый раз после эфира у меня на щеке чирей вскочил. Ты же помнишь.
— Федор Герасимович! Вы не появлялись на экране уже четыре дня. В предвыборный период это критический срок. Вам не о чем волноваться. Передача пойдет в записи, монтаж мы проконтролируем. Вопросы и ответы у вас на столе.
Тяжко вздохнув, Федор Герасимович выглянул из-за занавески. Утро сырое, туманное. Редкие прохожие старательно, пугливо огибали выскочивший на асфальт черный БМВ с тонированными стеклами. Двое охранников, кажется, Фоняков и Захаров, покинули машину сопровождения и мирно курили возле киоска. Хорошие, опытные офицеры: мимо них мышь не проскочит.
— Элеонор, ты слушаешь?
— Да, Федор Герасимович.
— У меня к тебе приватная просьбишка. Надо проверить одного человечка, некоего Александра Чубукина. Выдает себя за писателя. Возьми это на себя, подключи, кого надо.
Элла Владимировна проявила себя в полном профессиональном блеске, в очередной раз доказав, что ей нет цены.
— Федор Герасимович, вынуждена буду вас огорчить.
— Давай, огорчай, — смиренно отозвался Иноземцев. — А то раньше все радовала.
— Мы уже проверили.
— Что — проверили?
— Извините, мы навели справки по собственной инициативе.
— Да?.
— По адресу, который есть у вашей супруги, никакой Чубукин не проживает. Хозяева квартиры уже год как в Америке. Их фамилия — Бронштейны. Муж и жена. Оба сотрудники торгпредства.
— Что такое? Но этот самый Чубукин…
— Он не Чубукин. Его фамилия Голубев.
— Как Голубев? — Иноземцев сглотнул подкативший под горло комок. — Но он же писатель?
— Увы, Федор Герасимович, он не писатель.
В сочувственном тоне легкий привкус насмешки. Иноземцев как будто увидел ее породистое, с темными миндалинами глаз лицо.
— Кто же он?
— Сейчас мы это выясняем. Но…
— Да говори же, Элка, чего резину жуешь!
— Похоже, Федор Герасимович, этот мальчик из Павелецкой группировки. Обыкновенный мелкий бандючок.
— Врешь, кукла!
Отозвалась холодно:
— Сегодня к вечеру у вас будет полная информация.
Иноземцев прервал связь, распорядился в переговорное устройство:
— Митя, домой, быстро! Разворачивай!
Через пятнадцать минут вернулись туда, откуда приехали, — к шестиэтажному особняку, где Иноземцев занимал верхний этаж — семейство, обслуга, охрана… Район пыльный, зачумленный, но Федор Герасимович так и не удосужился переехать из когда-то считавшегося престижным це-ковского дома. Он был из тех, кто быстро привыкает и к хорошему, и к плохому. Истинно русская натура.
На лифте взлетел как на крыльях. Промчался по коридору, не обращая внимания на мордочки домашних, на веселое дочуркино: «Папочка, папочка вернулся!» — туда, в кабинет, к заветному сейфу.
Чудище японской электроники и дизайна, вделанное в стену, с тройной защитой и суверенной сигнализацией. По уверению фирмы-изготовителя «Якудза-интернейшн», открыть сейф, не будучи знакомым с входным шифром, практически невозможно. Не поддается ни взрыву, ни взлому. Да и при чем тут взрыв, когда вот он, целенький, сверкающий полированными боками, привычно щурится тремя колпаками электронных табло. Слава Всевышнему! Нет, это, разумеется, нервы — и больше ничего. Помрачение сознания от неприятного известия: писатель, который оказался бандюком. Код знал лишь один Иноземцев. Даже преданной супруге не доверил роковой секрет. И правильно, что не доверил… Какая ни будь, а баба есть баба.