Реквием по братве - Страница 86

Огромным усилием воли Рашид подавил подступающий к горлу гнев.

— За что я должен платить?

Оглянувшись по сторонам — в баре появилось еще двое мужчин, но они пили водку за стойкой, — Каха поставил на стол свою сумку, расстегнул лямки, хрустнул молнией — и выложил перед Рашидом матерчатый сверток. Продолжая загадочно улыбаться, распутал узел — и на пластиковую поверхность вынырнула человеческая голова — с выпученными в последнем крике безумными очами, с окровавленными, почерневшими тесемками кожи, свисающими с неровного среза.

— Ну и что? — спокойно спросил Рашид.

— Погляди внимательно, досточтимый.

Рашид вдруг прозрел: это же старый колдун, к которому он недавно наведывался. Лукавый дед открыл ему, где находится племянник. И предупредил о приходе синего человека с дурным известием. Рашид-борец запомнил озорную белую прядку на лбу, сейчас похожую на приклеенное птичье перо.

— Каха, зачем ты убил старика? Он тебе мешал?

— Нет, не мешал. Я хотел узнать, на кого он работает.

— Убери, — брезгливо сказал Рашид. — Люди смотрят, нехорошо. Тут кушают, пьют. Надо иметь уважение, Каха.

Джигит завязал мертвую голову в узелок и спрятал в сумку.

Рашид-борец внезапно почувствовал острую жажду и отпил сразу полкружки пива. Он не очень удивился бы, если бы Каха достал из сумки голову Арчи. Его гнев утих, но сердце ныло.

— Я сразу понял, что тебя обманули, — Каха потер висок рукой с короткими, толстыми, будто обрубленными пальцами. — Но за Тагира кто-то должен ответить, да? Я выследил этих собак. Колдун один из них. Остальных я тоже знаю, но пока не трогал. Я подумал, ты сам захочешь с ними поговорить. Они посмеялись над тобой, досточтимый, и, наверное, до сих пор смеются. Русские свиньи очень смешливые, пока их не посадишь на кол.

— У меня есть пленка… Тагир нанял кого-то, чтобы меня убить.

— Пленка есть у всех, — согласился Каха. — Но на пленках нет правды. Пленка — это наживка, блесна. Ты тоже можешь сделать такую пленку, если захочешь.

— Я не смогу, — Рашид возражал ехидному абреку по инерции, он ему уже поверил. Все это походило на бред, но, увы, не было бредом. Каха был не из тех, кто унижает себя ложью. Боевые уловки — совсем другое дело. Конечно, Каха мог ошибаться, но чутье подсказывало Рашиду, что его провели — подло, нагло. Перед глазами возник русоволосый парнишка в синей рубахе, какой-то весь побитый, одноглазый — ну как можно было довериться такому? У него все было написано на поганой слащавой морде. Кто-то наслал на Рашида морок, может быть, вот этот старый колдун, чья отрубленная башка в сумке у доблестного Кахи.

Судорога бешенства, как укол, пронизала его от затылка до копчика.

— Отдай мне их, Каха. Я заплачу.

Каха видел, в каком он состоянии, но еще добавил перчика:

— Сейчас будешь улыбаться, ата, но у них главарь — женщина. Рыжая, красивая блядь. На, посмотри.

Протянул цветную фотографию, на которой молодая красотка с распущенными огненными волосами стояла в изящной позе у входа в магазин «Саламандра». У Рашида защемило в груди. Что-то знакомое померещилось ему.

— Кто такая?

— Не поверишь, ата. Она с телевидения. Кривляется на экране и плюется ядом. Съедобная штучка, да? Я хотел просто подарить ее тебе, но братьям нужно оружие.

— Врешь!

Абрек мгновенно изменился в лице.

— Не говори, пожалуйста, так… Я уважаю твои седины и твою славу, но со мной нельзя так говорить.

— Сорвалось, прости… Но сам подумай. Телевидение. Я знаю девочек с телевидения. Помочиться — и забыть. Они не способны на такое.

— Говорил тебе, будешь улыбаться…

У Рашида-борца осталось много вопросов, но он задал только один:

— Почему ты пришел с этим ко мне?

В ответ услышал убедительное:

— К кому еще идти?

На том, в сущности, и расстались. Голову старика, которую насуливал Каха в подарок, Рашид-борец не взял, и сумму проплаты за ценные сведения конкретно не обговорили. Рашид сказал, что, если все подтвердится, Каха в обиде не будет.

— Подтвердиться не может, — загадочно возразил Каха. — Тагира обратно не вернешь.

И сейчас, три дня спустя, Рашид-борец пребывал в душевном разладе. Он так и не решил, что ему делать. Тагира, действительно, не вернешь, но такие люди, как он, не уходят из жизни бесследно. Это не какой-нибудь московский барыга-предприниматель, которых можно истреблять десятками и сотнями без всяких последствий. Черный Тагир был большой человек — и у него остались родичи, которые постараются отомстить. К этому Рашид-борец, конечно, был готов с самого начала, и этого не боялся, знал свою силу; но Кахино появление все перевернуло с ног на голову. Выходит, Тагир — невинная жертва чьих-то мерзких козней, и даже не чьих-то, а смазливой сучки с экрана. Получается, какая-то кукушка нагрела его на половину «лимона» — и как с ней теперь? По-тихому придавить — неубедительно, никто не поймет. Устроить показательную казнь — позорно, все равно, что испачкаться в дерьме. С одной стороны — она и ее поделыцики, полулюди-полузверьки, без роду, без племени, с пузырями американской жвачки на губах, поколение россиянчиков, выбравшее пепси, вроде того одноглазого вошика… И с другой стороны, он, Рашид-борец-Бен-оглы, признанный мировой авторитет, глашатай справедливости, чья слава шагнула далеко за пределы родного дома. Да что там родного дома, еще немного усилий, еще год, два, три — и весь мир, признавая в нем хозяина, ляжет к его ногам, как сворачивается на коврике турчанка Зузу, утомленная его могучими ласками. Как совместить каменную гору и зеленую соплю, вылетевшую из ноздри? Как может великан сводить счеты с пигмеями, не умаляя своего человеческого достоинства? Но оставлять мелких пакостников безнаказанными тоже нельзя. К сожалению, он живет в окружении существ, которые судят о величии властелина не только по крупным деяниям, но и по множеству повседневных проявлений, и случается порой, что маленький промах, недосмотр влечет за собой большие неприятности, точно так же как иногда песчинка, сорванная ветром со скалы, вызывает обвал, сметающий с лица земли селения.